В преддверии 22 июня я получила в редакции задание – поговорить с представителем пожилого поколения, который помнит начало войны. По подсчётам получается, что это люди от 85 лет и старше. Знакомых таких у меня не оказалось, поэтому мы с напарником пошли по смоленским дворам в надежде встретить отдыхающих на лавочках бабушек и дедушек подходящего возраста. Но либо они прятались от жары по домам, либо разъехались по дачам, — дворы и скамейки в парках были заняты преимущественно детьми и подростками. Солнце пекло нещадно, и мы решили забежать в магазин за бутылочкой воды. И – о, счастье, — прямо у дверей встретили ту, кого так долго искали.
Максимова Анна Антоновна, несмотря на жару, долго стояла с нами беседовала. Она рассказала, что родилась в 1932 году и начало войны застала. Ей тогда шёл девятый год. Передаю воспоминания с её слов.
— Память моя уже немножко сдаёт, от войны остались обрывочные воспоминания, преимущественно яркие образы. В 1941 году моя семья жила в Вязьме.
Первый яркий образ – это громкоговорители, тревожный голос и очень взволнованные и обеспокоенные лица людей, родных и близких. Все перешёптываются, переглядываются, в воздухе повисла тревога. Никто не хотел со мной играть. Ребята выходили во двор и вместо развлечений начинали обсуждать между собой: началась война, но ещё не понимали до конца, что же это такое, что их ждёт. Тревога разлилась по улицам и по домам.
Потом стали забирать людей в армию. Ушёл отец. Провожали, плакали. Я ощущала общую тревогу, к тому же понимала, что на войне убивают, поэтому за папу было очень страшно. Помню, вцепилась ему в куртку, упала на колени и рыдала: «Папа, не уходи!».
Анна Антоновна достаёт накрахмаленный платочек и вытирает побежавшую по щеке слезинку – настолько свежи ещё в памяти воспоминания о тех далёких событиях.
— Следующий яркий образ – беженцы. Очень много людей, они идут и идут… Хотят есть, пить, просят хоть кусочек хлебушка для своих детей. Жара… Самолёты… Бомбёжки… И немцы. В моих воспоминаниях немцы – какие-то серые пятна, которые постоянно что-то кричат своим непонятным рычащим гортанным языком. Запомнила только одно лицо – улыбающийся, сивый, в очках. Он угостил меня конфетой. Я никогда в жизни до этого не ела таких вкусных конфет. Может быть, и ела, но на тот момент мне показалось, что она очень сладкая и вкусная.
Женщина задумалась, помолчала минуту, вспоминая, после чего выдала очередной образ.
— Потом немцы выгнали нас из домов, в окрестные деревни. Мы жили в землянках. Во время бомбёжек бежали прятаться к реке. У меня был новорожденный братик, Васенька, ему не было ещё и полугода. Во время очередной бомбёжки мы добежали до реки, и только тут моя мама спохватилась, что малыш остался в землянке на своём одеяльце. Как же она рвалась за ним, заламывала руки, плакала, но остальные женщины её крепко держали и не пускали. Когда бомбёжка закончилась, мы, готовясь к худшему, наперегонки бросились к землянке. Васенька оказался цел и невредим и даже улыбался.
Тяжкий вздох.
— А далее – голод, постоянный голод. И холод. Болезни. Мама почти всё время плачет, с утра до ночи пытается достать хоть что-то съестное. Нашла какую-то работу в Вязьме, ходила за несколько верст, вставала очень рано, возвращалась уже затемно. Приносила картошку, пусть и тухлую, но хоть какое-то пропитание. Питались и травой, и всем, что могли найти: корешочки, очистки… Холод и голод… Нескончаемые холод, голод. И бесконечный страх…
И снова – непрошенные слёзы.
— Когда встречали наших с победой, я была уже относительно взрослая, но выглядела как девочка – настолько худой и измождённой я была. Шли наши солдаты, мы кидались к ним, обнимали. Радость вперемешку со слезами. Какие-то солдаты дали нам на несколько семей пол ящика тушёнки и хлеба. Помню, как мы сели и ели, ели и ели… И понимали, что теперь всё уже будет спокойно, хорошо…
Задумалась.
А потом, в 1944 году, мы узнали, что отец погиб ещё в 41-м. Мать долго болела, но выздоровела и прожила ещё 15 лет. Больше замуж она так и не вышла. Я очень рано повзрослела, была вынуждена ухаживать за грудным братиком, как он чудом выжил в это нелёгкое время, сейчас представить это сложно.
Вот такие образы вспомнились. Сейчас память уже не та, голова иногда подводит, может, оно и к лучшему – хотелось бы и вовсе забыть все ужасы войны.
Мы сердечно поблагодарили Анну Антоновну за то, что, несмотря на жару, уделила нам время, поделилась воспоминаниями, и пожелали ей здоровья и долгих лет жизни.
С представительницей пожилого поколения беседовали Арина Муржак и Сергей Щемелёв